«Мир — это мечта, хаос — реальность»: как Игги Поп остаётся творческим в свои 70
«Я здесь», — говорит Игги Поп в начале нашего звонка. Его голос глубокий и хриплый — ожидаемо после десятилетий бурной жизни. Но в то же время в нём чувствуется размеренность и неторопливость — результат жизни на пляжах Майами (ему сейчас 78 лет). Впечатление — будто гранитные валуны занимаются тай-чи.
Поп стал иконой панка вместе с группой Iggy and the Stooges, работал с Дэвидом Боуи над легендарными сольными альбомами вроде Lust for Life. Годы он был известен своим экстремальным и эксцентричным поведением на сцене: постоянное обнажение по пояс и прыжки в толпу — ещё скромная часть. Вспомнить хотя бы тот случай, когда он обливал публику кровью из открытой раны.
Сегодня таких выходок стало меньше, но, несмотря на расслабленное обаяние, Поп по-прежнему впечатляюще продуктивен: выпускает музыку, участвует в записях других исполнителей, ведёт еженедельную радиопередачу Iggy Confidential на BBC Radio 6, иногда появляется в кино. Он всё ещё даёт концерты — в конце месяца у него большое шоу в лондонском Alexandra Palace. Также он участвует в новой кампании Dom Pérignon, снятой фотографом Коллье Шор и посвящённой, как нельзя кстати, «вечному путешествию творчества». В интервью для GQ Поп рассказал о своём утреннем ритуале с водой, о том, как новая музыка помогает ему сохранять интерес к искусству, и как изменился его творческий процесс с годами.
Какой у вас утренний распорядок?
Я стараюсь делать всё очень медленно, когда могу. Пью кофе в постели, потом спускаюсь вниз — если я где-то, где есть второй этаж. Я стараюсь всегда быть рядом с водой, так что в любом из моих домов я иду в море или в бассейн — немного плещусь, чтобы освежиться и размяться. Проверяю погоду и стараюсь не читать новости слишком рано. Затем делаю дыхательные упражнения с движениями, известными как цигун — от 15 минут до получаса. Иногда добавляю западные упражнения, если есть время. Обычно завтракаю около девяти — свежий апельсиновый сок, йогурт, орешки — и сажусь за работу, чем бы я ни занимался.
Во сколько вы обычно просыпаетесь, если есть выбор?
Примерно с пяти до семи утра. Думаю, с возрастом, уже в том, что большинство называют «молодым средним возрастом», то есть где-то с сорока, мне стало естественно просыпаться на рассвете и засыпать с наступлением темноты. Это просто природно — как у птиц. Я читал, что врачи считают это оптимальным режимом, но у меня это случилось само собой. Правда, я сбиваюсь с ритма, если что-то происходит — встречи, концерты.
Как вы расслабляетесь по вечерам?
Я много слушаю музыку, и сейчас мне в этом повезло — у меня есть для этого платформа: я сам курирую свою радиопередачу. Слушаю всё подряд — хочу знать, что нового, и в то же время хочу углубиться в прошлое.
Ведущая шоу действительно помогает вам сохранять интерес к музыке?
Не хочу звучать банально, но да, помогает. Я снова стал много слушать Майлза Дэвиса, и в то же время — [ирландскую группу] The Scratch или ещё кого-нибудь. После 50 лет работы в этой профессии бывают периоды, когда человек вообще не хочет ни слушать, ни играть — годами. Соревновательный дух вызывает не те чувства и отнимает радость простого погружения в музыку мира. А ведь ты изначально занялся этим именно из любви. Если ты действительно хороший артист, значит, ты к этому чувствителен.
Как вы обычно находите новую музыку?
Хороший источник — ежедневные газеты, обзоры, афиши концертов. Группы Bob Vylan и Joe and the Shitboys — мои любимцы, о них я узнал, прочитав, что они выступают на какой-то площадке в северном Лондоне. Ещё у меня есть свои информаторы — пара человек в Нью-Йорке, кто-то в Лос-Анджелесе, другой диджей, пара человек в Париже — присылают мне находки. Сначала я делал всё с винилом и блокнотом. Потом стало слишком сложно, и кто-то моложе показал мне, как пользоваться Spotify — теперь использую его как инструмент. Отличный источник — постеры фестивалей. Там по 30–50 артистов, о которых ты никогда не слышал. Сохрани изображение, пройди по списку — точно найдёшь что-то стоящее.
Это помогает вашему творчеству?
Думаю, не совсем. Это скорее отдельное. Но помогает отфильтровать явные творческие промахи. Общее понимание происходящего позволяет избежать очевидных ошибок.
Есть ли у вас техники, которые вы считаете эффективными?
Я стараюсь подходить к творчеству с чистого листа. Я называю это «подкрасться к песне». У тебя есть трек, который тебе нравится, но нет идеи. Ты слушаешь и просто немного наслаждаешься моментом. И вдруг — бах! — что-то приходит, и ты сразу понимаешь, что это оно. Очень радуешься. Дай себе 15 минут, час, и бросай, пока это не превратилось в работу. Потом, конечно, надо будет дорабатывать, но на этапе рождения не превращай это в труд. У многих, включая меня, песня рождается в один импульс. Иногда нужно два–три таких всплеска. А иногда второй импульс приходит через пять лет.
Вы до сих пор репетируете перед туром?
Обязательно. Если давно не выступал, то прогоняю весь сетлист вокально семь–восемь раз, прежде чем собраться с группой. Я хочу знать материал досконально.
Есть ли принципы, которых вы придерживаетесь на гастролях?
Главное — это приватность. А второе — сон. Когда внутри тебя просыпается тот, кто хочет щедро делиться временем и вниманием, — прикуси язык. Молчи.
Изменился ли ваш творческий процесс с годами?
Я наконец перестал сам записывать гитарные партии — раньше делал это время от времени — и сосредоточился на вокале. С 60-х, когда я начинал, я всегда играл 2–3 инструментальных трека на каждом альбоме — будь то со Stooges, Боуи, Биллом Ласвеллом. Последнее, что я написал музыкально, — это «Paraguay» на альбоме Post Pop Depression с Джошем Хоммом в 2016-м. Сейчас я полностью сконцентрирован на вокале.
Что это дало вашей работе?
Хорошее в том, что я могу делать больше вокала. Я часто участвую в записях других музыкантов. Недавно записал прекрасную песню с Moonlandingz — It’s Where I’m From. Я ничего в ней не писал, просто прочувствовал настроение и спел.
Есть ли место, где вам особенно комфортно творить?
Да, есть. Это старый дом 20-х годов на берегу реки в одном из районов Майами. Там есть дверь с сеткой сзади, и когда я её открываю — вижу реку. Я сижу в африканском кресле, вроде из Ганы. Купил его в Нью-Йорке в 1986-м в лавке на 17-й улице и Пятой авеню. Пронёс его над головой до своей квартиры. В этом доме много вещей из моей нью-йоркской жизни, и именно там я пишу тексты и репетирую. Это дом бедняка — и мне это в нём нравится.
Нравится ли вам контраст между Нью-Йорком прошлого и Майами настоящим?
Да. У меня были классные вещи из Нью-Йорка, и я перевёз их в основное жильё [произносит это по-французски], потому что в бедном районе случались взломы. Дом бедняка в районе бедняков — нужно адаптироваться.
Что вдохновляет больше — хаос или мир?
Хаос, — смеётся он. — К сожалению. Хотя это не значит, что я его люблю. Были друзья и менеджеры, которые утверждали, что я им питаюсь. Мир для меня — мечта. Хаос — реальность.
