Альфи Аллен: «Это как пытка каждую ночь»
Мистер Аллен, каково это — раздеваться на сцене перед публикой?
(Смеётся) Раздеваться в театре, мне кажется, совсем не то же самое, что в кино. Многие говорят наоборот — но мне лично комфортнее делать это именно на сцене, в театре.
Почему так?
Не знаю. Наверное, потому что… хотя в театре вроде Trafalgar Studios немного иначе — там зрители совсем близко. Но на большинстве сцен, где я играл, например, в Эквусе, зрительный зал просто не видно. А в том спектакле обнажённость была полностью оправдана: она подчёркивала уязвимость моего персонажа в тот момент. Так что, по большому счёту, это даже оказалось чем-то освобождающим.
И, скорее всего, это не попадёт в интернет.
О, ещё как попадёт! Нет-нет, точно попадёт. Но, знаешь, мне всё равно. У меня достаточно крепкая кожа. Сцены из Эквуса точно утекли в интернет, сцены из Игры престолов — само собой. Но я и не питал иллюзий: сериал изначально имел огромную аудиторию, даже ещё на стадии книг. Так что меня больше волнует, комфортно ли мне в моменте. А если кому-то хочется порыться в интернете и порассматривать фотки моего хозяйства — ну что ж, людям, видимо, это нравится.
«Мне нравится, когда в тебя ударяет эта нервная энергия… Она как будто вливается в вены, и ты можешь использовать её в игре.»
Ты потом гуглил себя после Эквуса?
Да ну! (Смеётся) Честно — да, гуглил себя, не буду врать. Но не искал именно такие фотки — ни за что. Мне вообще нравится играть в театре, потому что я люблю спонтанность, безусловно. В прошлом году я играл персонажа, который был абсолютно не в курсе, насколько дурацкие вещи он творит — и в этом, по-своему, кайф. Быть таким всё время, не париться о мнении других. Мне нравится, когда партнёры на сцене бросают тебе неожиданные штуки. Мне нравится эта нервная энергия… она как будто вливается в вены, и ты можешь использовать её в игре.
Я читал, что ты решил стать актёром именно после спектакля. Это правда?
Да, я посмотрел Сомнение в Нью-Йорке. Это был первый спектакль, от которого у меня было настоящее «вау». Он шёл в маленьком театре, и всё было очень камерно, близко — думаю, поэтому это так сильно на меня подействовало.
Так близко, что прямо на тебя дышали?
Именно. Было ощущение, что всё происходит прямо передо мной. И честно — меня туда чуть ли не силком затащили, я не особо хотел идти. Наверное, ещё и поэтому это меня так впечатлило: я пришёл с недовольной миной, а вышел в полном восторге. До этого я, в основном, смотрел спектакли с участием отца (Кита Аллена). Видел его в Празднике и Комнате, потом он играл в Возвращении домой — это было круто. Но Сомнение стало для меня настоящим толчком. Оно не решило за меня всё, но точно придало уверенности. Тогда я ещё метался — футболист или актёр…
Футболист? Серьёзно?
Да шучу я! Никогда бы не стал футболистом. Хотя, конечно, семья была для меня источником вдохновения, и даже до Сомнения я всегда хотел стать актёром. Я люблю сцену. Недавно играл в пьесе Джесси Айзенберга Добыча — было классно. Сейчас это прозвучит как заученная фраза, но Джесси вдохновляет: он никогда не халтурит. Мог слетать в Канны, вернуться — и сразу на репетицию. Ни следа джетлага, просто сразу в бой. Я этим очень восхищаюсь. Хотя играть каждый вечер — это, честно говоря, немного пытка. Но приятная.
Тебе нравится себя мучить?
Просто я стараюсь не выбирать лёгкий путь. Вот, например, персонажи вроде Теона Грейджоя в Игре престолов… Я бы хотел сказать, что такие роли «весёлые», но на самом деле нет. Это не весело. Это требует полного погружения. Но именно поэтому играть Теона было настоящей радостью.
«Я стараюсь не идти по лёгкому пути.»
Даже несмотря на все тёмные эпизоды, через которые он прошёл?
Ну да, мрачных моментов было немало. И как актёр — если бы они решили сделать его судьбу ещё мрачнее, мне было бы интересно, как именно. Но как человек, я, наверное, хотел бы увидеть хоть какой-то свет в конце тоннеля для Теона. Хотя кто знает? Я, честно, сам не знаю, что будет дальше. Суть Теона не в том, что он злой. Он просто трагичен. Да, он сделал много ужасных вещей, но в глубине души он просто пытается доказать свою ценность — себе, своей семье. А после того, как он утратил… ну, ты понимаешь… — он стал им не нужен. Его арка — она особенная. Я понял, что роль выстрелила, когда во втором сезоне я попал в тренды Twitter.
Из-за чего ты тогда попал в тренды?
Я же отрубил кому-то голову! (Смеётся) Twitter такое любит. А после третьего сезона всё вообще слетело с катушек. Игра престолов — это американский взгляд на английскую историю, пусть и вольно основанный на Войне Алой и Белой розы. Я с самого начала чувствовал, что сериал выстрелит в Америке. Но только после «Красной свадьбы» стало понятно, насколько он станет огромным. К этой сцене всё и шло — Дэвид (Бениофф) и Дэн (Уайсс) строили к ней путь. У них с самого начала был план. А Джордж Р.Р. Мартин теперь, наверное, в панике дописывает книги!
