Тильда Суинтон: «Сейчас нам нужно кино как никогда раньше»
Мисс Суинтон, вы довольны тем, как изменилась киноиндустрия с тех пор, как вы начали карьеру в 1980-х?
Это забавное время, чтобы задать мне такой вопрос, потому что недавно я была на сцене Берлинале, в том же зале, где мы с Дереком Джарменом показывали Friendship’s Death, фильм, который мы сняли в 1986 году. Я словно пребываю в состоянии грёзы, как будто ко мне пришло прошлое. Так что, да, это удачный день, чтобы задать мне такой вопрос, потому что я действительно размышляю: каким всё было тогда? По чему я скучаю? А по чему — нет? Признаюсь, я скучаю по многому в том, как мы снимали фильмы в Лондоне в восьмидесятые и девяностые годы при поддержке Британского института кино...
Вы звучите довольно ностальгично.
Знаете, я вообще не сторонник ностальгии — но сейчас я действительно предаюсь ей, потому что оглядываюсь назад и понимаю, насколько нам тогда повезло. Хотя в то время нам казалось, что мы постоянно сталкиваемся с трудностями. Всё было очень непросто. Мы снимали фильмы на гроши. Но нам было всё равно, денег ни у кого не было, и никто особенно не думал о том, чтобы на этом заработать. Но в этом-то и была свобода. Когда ты никому не обещаешь прибыль, никто не стоит у тебя за спиной, и ты волен делать, что хочешь. В этом смысле мы были абсолютно свободны.
«Я действительно верю, что у нас тогда было нечто вроде менталитета окопной войны. Даже сейчас времена тяжёлые. Но это нас никогда не останавливало.»
Вы с Дереком Джарменом действительно создавали невероятно экспериментальное, маргинальное кино.
Да, конечно. На Англию прощальный взгляд (1987) — это же вообще нон-нарративное кино, снятое на Super 8, со звуковой дорожкой Саймона Фишера Тёрнера. И оно получило серьёзные, крупные рецензии. Да, они были ужасные — помню, как правый критик Норман Стоун буквально растерзал его в Sunday Times. Но сам фильм воспринимался всерьёз, это не было что-то маргинальное. В Лондоне есть замечательное репертуарное кино — Prince Charles Cinema, — так вот, На Англию прощальный взгляд (1987) там крутили целый год! Сейчас это просто немыслимо. Этого мне действительно не хватает. Потому что тогда, даже если нас называли «маргинальными художниками», мы себя так не чувствовали. Мне этого не хватает, потому что я смотрю на тех, кто сейчас унаследовал эту традицию, на молодых художников — им приходится бороться. Конечно, сейчас можно выложить свой фильм на YouTube, есть и другие пути. Но если ты хочешь быть в кинотеатре, на большом экране — это стало намного сложнее. Вот этого мне жаль.
Наверное, за определённые виды искусства всегда нужно бороться, но в этом ведь тоже есть нечто бодрящее, мотивирующее.
Я действительно считаю, что у нас тогда был настоящий «окопный настрой». Даже сейчас времена очень тяжёлые, особенно в культурном плане. Но нас это никогда не останавливало — наоборот, это нас подстёгивало. И я надеюсь, что сегодня происходит то же самое. Я уверена, что так и есть. Это мобилизует художников, это мобилизует культуру. Я могу только надеяться. А какой у нас выбор? Мы не можем сдаться. Никто из нас — и вы в том числе, мы же все работаем в культуре. Надо продолжать, несмотря на все препоны на пути кинопроизводства. Их так много, и любой из них может сломать волю.
Сломать волю?
Я не сужу никого, потому что давление огромно. Но думаю, бывает, что люди забывают, что у них есть агентность. У нас, у художников, есть собственная сила воли, и мы можем о ней забывать. Люди думают: «Нужно снимать такой-то фильм, потому что только тогда его купят дистрибьюторы…» — и начинают подстраиваться под это. И постепенно забывают, что у них есть выбор, есть право говорить правду. А именно это нам и нужно как культуре — подлинный взгляд, настоящий отклик на происходящее. Людям нужно понять, какие они могущественные. Мне кажется, нам сейчас как никогда нужно кино. Нужно смотреть на мир глазами других людей, чтобы развивать эмпатию и сострадание.
Вы всё же настроены с оптимизмом и верой в будущее кино, несмотря на сложности?
Мне очень трудно представить себе альтернативу. Быть безнадёжной или беспомощной… Я предпочитаю пытаться что-то исправить. Я вообще очень люблю что-нибудь чинить — когда в доме что-то ломается, я беру клей и с удовольствием всё склеиваю. Думаю, пока есть люди, готовые хоть немного постараться, чтобы найти новые способы связи, у нас есть надежда.
«Мы — люди, которые работают вместе. Нам нужно понимать друг друга, уметь общаться и договариваться о том, каким будет наш общий разговор.»
Кажется, вы всегда работаете с людьми, которые вас вдохновляют. Вспоминается ваше сотрудничество с Хулио Торресом.
О, мы обожаем друг друга. Я была в восторге от его работы на Saturday Night Live, от его сольных проектов. И я горжусь тем, что стала одной из первых, кто предложил: «А почему бы тебе самому не срежиссировать фильм Проблемная (2023)?» — это был наш проект 2023 года. Я очень рада, что мы настояли на этом. Он — настоящее чудо. Просто чудо. Вообще, у меня довольно быстро складывается впечатление о людях. Сейчас я даже мысленно всё перебираю — и, по-моему, у меня отличная интуиция. Я не помню, чтобы когда-то ошиблась насчёт режиссёра, с которым хотела работать. А это, согласитесь, неплохо!
Как вы обычно выбираете режиссёров для сотрудничества? Работаете в основном с теми, чьё творчество уже знаете?
Замечательно, когда у режиссёра уже есть фильмография — это как ключик, возможность познакомиться с его чувствительностью. Например, с фильмов Конец света (2024) мне было легко — я уже знала работы Джошуа Оппенгеймера, была большой поклонницей его художественных и документальных фильмов. Но важно и лично встретиться с режиссёром — потому что мы же работаем вместе. Нужно понимать друг друга, уметь общаться, договариваться, какой у нас будет общий язык. В конечном итоге, все режиссёры, с которыми я работаю, становятся для меня семьёй. Просто разные ветви одной семьи.
