Вуди Харрельсон: «Я сам себя загипнотизировал»
Мистер Харрельсон, вы надеетесь на новое поколение?
Я думаю, среди молодых есть настоящие лидеры. Это невероятно вдохновляет. Вот почему я надеюсь, что, наконец, произойдут изменения — в вопросах контроля над оружием, экологии. Когда молодёжь поднимает эти темы, они говорят из очень чистой позиции.
Что вы имеете в виду?
Это не завязано на экономике — это от чистого сердца. Я показывал свой фильм в пяти колледжах в США, и когда общался со студентами, меня потрясло и одновременно обнадёжило, что у них ещё нет этого цинизма, который с возрастом медленно подкрадывается, когда сталкиваешься с разочарованиями. С годами ты как бы вырабатываешь цинизм как способ защиты.
«Я считаю, что в оптимизме есть большая сила — просто быть на позитиве».
Вы с этим боретесь?
Да, я действительно стараюсь осознавать это и не становиться циничным. В оптимистичном взгляде на мир — большая сила. Это помогает. Я не то чтобы заставляю себя быть позитивным — я просто таким себя чувствую. Недавно я проводил время с одним из самых умных людей, которых знаю, — это Мэттью Макконахи. Он сказал вещь, которая меня сильно зацепила: «Цинизм — это худшая болезнь старости». Или, может, он назвал его «болезнью взросления» — не помню точную цитату! (Смеётся.) В общем, именно поэтому мне нравится общаться с Мэттью и с теми, кто не скатывается в постоянный сарказм и цинизм.
Таких людей трудно найти?
Ты просто встречаешь людей. Важно — кого из них ты выбираешь впустить в своё пространство. Я легко завожу знакомства, но вот с настоящими друзьями всё гораздо сложнее. Иметь кого-то, кого ты считаешь другом, — это одно из самых важных эмоциональных оснований в жизни. Друзья и семья — вот что важно. Практически каждый, кто прошёл через многое, в итоге скажет: главное — это друзья и семья.
Настолько правда, что уже звучит как клише.
Абсолютно. Так что если кто-то становится твоим другом — это большой шаг. Но я из тех, кто, если уж стал другом, то это надолго. От меня трудно «отписаться».
Что ещё помогает вам держать негатив на расстоянии?
Ну, это точно не то, что посоветовал бы психотерапевт, но иногда я просто «обманываю» себя, чтобы выйти из плохого состояния. Понимаю, что сам себя загнал в это мрачное пространство — и проворачиваю какой-то трюк, чтобы выбраться. Не скажу, что это лучше, чем таблетка, которую выписал бы психиатр.
Какой трюк?
Не надо сидеть и зацикливаться на своей жизни и том, что тебя расстроило. Я, например, могу просто запоем посмотреть какой-нибудь сериал — и после четырёх серий вообще забываю, что меня так беспокоило. Просто стараюсь выкинуть это из головы. Я как-то обсуждал это с Мэттью, он рассказал, что сам переживал похожее. Спросил меня: «Что ты делаешь, когда всё валится, и ты не можешь с этим справиться?» Я сказал: «Да просто забудь». Это как прожить временно другую жизнь.
Всегда было так просто?
Нет, конечно. Когда я жил в Нью-Йорке, мне было тяжело найти хоть какую-то работу, чтобы просто выжить и платить за жильё. Меня постоянно увольняли! Я впал в депрессию. Глубокую. Однажды я устроился временным секретарём в издательство Random House — я умел печатать, хотя, возможно, немного приукрасил своё резюме... В конце дня мне сказали: вот стена с книгами — Диккенс, классика — можешь взять что хочешь. «Что хочу?!» Я набил целый ящик, еле дотащил до дома. И начал читать. Это чтение медленно вытянуло меня из депрессии, пожалуй, даже больше, чем что-либо ещё.
Говорят, вас вдохновляет учение Парамахансы Йогананды.
Очень вдохновляет! Считаю, чтобы быть счастливым, нужно быть расслабленным. А чтобы расслабиться, я занимаюсь йогой, спортом, медитирую… Техника крийя-йоги Йогананды — то, чему я пытаюсь учиться через разных учителей. Это целое направление. Мне ещё учиться и учиться! Мне трудно просто сидеть и медитировать, но если уж сажусь, то, как правило, это того стоит.
«Драться всё ещё в моей природе, но сейчас я всё чаще просто ухожу».
Можно сказать, что эти практики вас успокоили?
Я действительно старался изменить то, как я справляюсь с эмоциями вроде злости. Раньше меня могли легко довести до бешенства. Это, конечно, не только их вина — моя тоже. Но я стал справляться лучше. Меня сейчас крайне редко можно по-настоящему разозлить. А гнев — это часто автоматическая реакция на несправедливость. Само по себе чувство нормально, но вот превращается ли оно во что-то личное…
Теперь вы умеете это контролировать?
Скажем так, в моей природе всё ещё есть стремление к борьбе, если чувствую, что кто-то перешёл грань — не обязательно физически, может быть просто словесный спор. Я склонен отстаивать своё. Но сейчас всё чаще я просто хочу развернуться и уйти.
